Антон ШУСТОВ
(из публикации в Гранях № 250)

Танго начинается с объятья
Ей было двадцать пять, когда она впервые переступила по-
рог танцевального зала. Яркий свет, зеркала, смущенные мужчи-
ны неуверенно переминаются с ноги на ногу, женщины застыли
в нетерпении, неловко улыбаясь и переглядываясь. Первые ша-
ги давались нелегко. Нина будто заново училась ходить, стоять и
ждать. Училась понимать себя и слушать его. И тогда танго рож-
дало между ними разговор без единого слова. Время шло, шаги
становились плавными, движения хлесткими и четкими. Испу-
ганные глаза закрывались, на губах застывала улыбка.
Работа, семья, походы в бар, в кино, депрессии, пустые от-
ношения — все это было когда-то. Она хорошо помнила тот
день, когда все это потеряло для нее смысл. Это была первая
в ее жизни милонга.
Сухая, пыльная ночь. В преддверии темноты, вечерние су-
мерки будто перенеслись в небольшой паркетный зал, где по
вечерам собирались любители танго. Столы и стулья отодви-
нули и расставили вдоль стен, освобождая площадку для тан-
ца. За столиками люди: вежливый гомон назначенных встреч,
сигаретный дым, пятнышки кофе и вина на скатертях. Нина
нервничала, сидя за одним из этих столиков одна, постукивая
каблуками новых туфель и разглядывая танцующих.
Внезапно взгляд ее застыл, все внутри затрепетало от на-
хлынувшего волнения. Они смотрели друг на друга несколь-
ко секунд, затем он улыбнулся, вопросительно приподнял
брови и еле заметным движением головы кивнул на танцевальную площадку. Нина смущенно улыбнулась и, не отводя
взгляда, медленно кивнула. Ни на секунду не отрывая от нее
взгляда, он легко прошел сквозь плотную толпу танцующих
пар к ее столику и протянул руку.
Танго всегда начинается с объятья. Оно может рассказать
о человеке больше, чем долгие разговоры и флирт. Мужчина
обнял ее за талию так, словно это было мечтой всей его жизни.
Подал вторую руку бережно, словно спрашивал: «неужели та-
кая девушка ответит взаимностью?» Она обняла его за шею,
приблизила лицо к выбритой щеке и закрыла глаза, доверяя
все свое существо его рукам и решениям. Затаив дыхание и
вслушиваясь в его тело, в ожидании первого шага.
Потом был танец. Четкий, спокойный и нежный. Одну тан-
ду, один тур спустя, мужчина наконец отстранился и повел ее к
столику, держа под руку. Предложил бокал вина. Нина отказа-
лась. Ей хотелось сохранить в памяти только танец, только му-
зыку и ничего сверх этого.
Больше в тот вечер она не танцевала. Каждая клеточка ее
тела дрожала от удовольствия и волнения, когда под утро, по-
лусонная, но полная волнений она возвращалась к себе домой,
держа туфли в руках. За несколько минут танца она пережила
больше, чем за всю свою жизнь.
Одна милонга в неделю, две, три, пять, семь… Она знала
все танцевальные места города, и везде знали ее. Но ей это-
го было мало.
В один из ярких, влажных от шампанского и пота вечеров,
тангеро из Буэнос-Айреса приехали в Москву давать мастер-
класс. Нина танцевала с пожилым аргентинцем по имени Ха-
вьер. Какой он был чуткий, уверенный и страстный! Никогда
прежде она не получала такого наслаждения от танца.
И тогда она почувствовала непреодолимое, подобное тя-
ге к свежему воздуху, желание поехать в Аргентину. Это бы-
ло непросто, ведь за всей своей бурной ночной жизнью она со-
всем перестала обращать внимание на все остальное.
Нина еле справлялась на работе, вечно являясь сонной, с
опухшими глазами и странной улыбкой, оставшейся после
ночной милонги. Ей отказали в отпуске, пригрозив увольнением в случае самовольной отлучки.
Но тут повезло. Нину пригласили представлять Россию на
танго-фестивале в Лондоне. Оплатили перелет, номер в оте-
ле, выделили минимальные средства на существование. В тот
же день она уволилась с работы, сдала квартиру в аренду, рас-
прощалась с родными и немногочисленными друзьями, со-
брала чемодан, и с бешено рвущимся сердцем поднялась на
борт авиалайнера, вылетающего рейсом «Москва — Лондон».
Никто и ничто не могло задержать ее долго на одном ме-
сте. Лондон, Аргентина. Амстердам, Франкфурт, Турция,
Нью-Йорк, Израиль, Париж… Она жила одним лишь танцем.
В танго ты всегда смещаешь центр тяжести немного вперед.
Стоит партнеру сделать шаг, и чтобы не потерять равновесие,
ты вынужден следовать. Так и в жизни. Она смещала центр
тяжести на носки и, находя опору лишь в танце, неумолимо
двигалась вперед. Вечная милонга! Дыхание в ритме танго.
Такой была ее жизнь.
Шли годы. Нина училась, восхищалась. Затем стала учить
сама, и теперь уже восхищались ею. Одни привычки она те-
ряла, другие приобретала. Большинство проблем, с которыми
ей приходилось сталкиваться в своей прошлой, тусклой жиз-
ни больше не существовало для нее. Ей платили гонорары, ко-
торых вполне хватало на все прихоти. Легкий завтрак перед
утренним сном, легкий ужин на ночь, платья, туфли, сигаре-
ты и кофе — все, что ей было нужно.
Стоило ей появиться на людях, и все головы невольно обо-
рачивались ей вслед. Все видели желанную, притягательную
и независимую женщину, живущую в собственном мире, по
собственным законам. Мужчины расправляли плечи, женщи-
ны улыбались, с легкой завистью глядя на ее походку, грацию
и внутренний ритм, превращавший все ее движения в танец.
Нина не была красавицей в обычном смысле этого слова,
но была обаятельна, женственна, полна очаровательных ме-
лочей. То, как она держала сигарету, как дотрагивалась до по-
крытого веснушками носа, когда смущалась; как мягко вы-
говаривала букву «ш», как смотрела, широко открыв глаза и всегда вдаль, очень редко отвечая на прямой взгляд без необ-
ходимости, — было неповторимым. Она вся состояла из мело-
чей, из-за которых мужчин влекло к ней.
У нее были отношения и до танго. Правда, все заканчива-
лось одинаково. Мужчины бросали ее, либо она не видела в
них спутника жизни. Но стоило зазвучать танго — и она нахо-
дила его. Того самого. Мужчину, который не смел отвернуться
от нее, который жил здесь, сейчас, и только для нее.
Она всегда закрывала глаза во время танца, и ей казалось:
это он танцует с ней. Сегодня он был небрит, неуклюж, озабо-
чен и предпочитал виски, а завтра становился гибким, учти-
вым, от него пахло дорогой одеждой и кофе с корицей.
Ей было достаточно одного объятья, чтобы понять и на-
править его, чтобы этот танец был лучшим в его жизни. Она
могла быть холодной, страстной, нежной, смущенной. Она
любила и была любима, пока играло танго.
Но музыка обрывалась, и она опять и опять расставалась с
ним, не давая, ни словом, ни жестом продолжить то, что бы-
ло между ними в танце. Она боялась пускать его в свою жизнь
вне танца, ведь тогда он увидит ее недостатки. Увидит, что она
плохо готовит, не любит те фильмы, которые любит он. Он
поймет, что у них нет ничего общего, кроме тех коротких ми-
нут танго и, разочаровавшись, бросит.
Она предпочитала сделать это сама, на своих условиях, из-
бежав боли и разочарований. Садилась за столик, закуривала
сигарету, допивала кофе, расплачивалась и, не глядя по сторо-
нам, выходила к рассвету.
Снимала туфли с усталых ног, и с этого момента оказыва-
лась абсолютно одна, не давая огромному миру, с его радостя-
ми, заботами и яркими красками овладеть ею.
Так прошло десять лет. Десять лет, семь из которых, слов-
но наркоман, она проводила в ожидании первого объятья…
Дефанс. Маленький райончик на окраине Парижа. Малень-
кий Нью-Йорк на парижский манер. Кучка небоскребов, опу-
танных арками и темными переулками. Незаметный ресторан-
чик с танцевальным полом и мотелем на верхних этажах.

Нина здесь уже неделю. Недавно проснувшись, она при-
няла душ, заказала в номер легкий ужин и теперь сидела у
окна перед зеркалом, плавными движениями накладывая ве-
черний макияж. По комнате бегали разноцветные блики от
фар подъезжающих к ресторану такси. В комнате легкий по-
лумрак, не доверяя неверному свету из окна, Нина несколько
раз перекрашивала губы. Последний раз взглянула в большое
зеркало у входной двери.
В отличие от России, в Европе милонги были обычным
времяпровождением, и потому стиль одежды был намного бо-
лее свободным, повседневным. Что не мешало Нине выгля-
деть более чем элегантно: белая майка на Бруклинский манер
с неглубоким вырезом заправлена в джинсы с завышенной
талией. Немного подвернутые снизу, они открывали тонкие
гладкие щиколотки и новенькие черные туфли. Простая ко-
роткая прическа, в ушах сережки — перышки. Ярко-алые гу-
бы, маленькая сумочка с сигаретами, деньгами и блокнотом,
куда она записывала новые движения, увиденные на милонге.
Спускаясь по узенькой деревянной лестнице в ресторан,
Нина взяла за привычку проводить рукой по неровной, ярко-
синей линии, нарисованной кем-то на обоях.
С каждым шагом музыка становилась все громче. Пока она
спускалась, низкий потолок скрывал от нее большую часть тан-
цевальной площадки. Ступенька — и видны только переплета-
ющиеся ноги, еще ступенька — видны брюки, платья, шаровары
и колготки, еще две ступеньки — видно все, кроме лиц.
Нина постояла так немного, наблюдая за безликими посети-
телями, и усмехнулась. Можно было вполне обойтись и без го-
лов. Последние ступени — и она вдохнула полной грудью запах
теплого паркета, пота и кожи, запах своего маленького мира.
Садясь за привычный столик у окна, она заказала кофе и,
закурив, огляделась. Молодой человек за соседним столиком
подмигнул ей. Она мягко улыбнулась и отвернулась, следя за
танцующими.
Среди десятка пар она выделила одну и стала наблюдать.
Мужчина вел изобретательно, изящно и уверенно, явно не но-
вичок, но как-то холодно. Девушка была смущена его отношением и следовала немного скованно. Музыка стихла, и они
вежливо распрощались.
Он сел за свой столик лицом к Нине, и она удивленно вски-
нула брови. Она и раньше встречала его. Он будто следовал за
ней, появляясь вот уже месяц там же где и она, но ни разу не
пригласил на танец. Но Нина знала — он наблюдает за ней с ин-
тересом, все время ищет взгляда. Он был немногим старше ее,
худощав, строен, с черными волосами и серыми глазами, гля-
дящими всегда немного с насмешкой. И точно нарочно, он под-
нял взгляд и улыбнулся Нине. Она опустила глаза и с легким
раздражением затушила сигарету о мокрую пепельницу.
— Могу я присесть, Нина?
Он подошел и, улыбаясь, указал на стул рядом с ней. На
русском он говорил с сильным акцентом, и Нина ответила по
французски.
— Мы знакомы?
Видимо приняв ее слова за согласие, он присел.
— Лично нет, но я видел вас в Лондоне. Потрясающе тан-
цуете.
— Спасибо, вы тоже. Хотя чуть холодновато.
Ничто не выдавало в нем смущения или обиды. Он рассме-
ялся и закурил.
— В танго мы такие, какие есть на самом деле: теплые или
холодные.
— Дело практики.
Нина отпила кофе и промокнула губы уголком салфетки.
— И что вы посоветуете в качестве упражнения?
Нина промолчала и уставилась на площадку.
— Простите за надоедливость, но не могли бы вы оказать
мне маленькую услугу?
Он смотрел прямо в глаза, и не видно было, что сильно пе-
реживал из-за своей надоедливости.
— Услугу? — Нина рассеянно рассмеялась.
— Да. Понимаете.…Пусть вас это не смущает, но я… фокус-
ник, профессиональный иллюзионист…
Нина изумленно вскинула брови.
— Вот как?
— Именно так, — он склонился над столом и заговорщиче-
ски подмигнул. — И на этот раз я придумал нечто просто ге-
ниальное! Так вы поможете мне?
— Чем же?
— От вас не требуется почти ничего: «Две щепотки сует-
ных мыслей…»
Нина улыбнулась знакомой цитате из Алисы в стране чу-
дес, а он все продолжал:
— Последнее время я увлекся предсказаниями, и в моем
новом трюке помочь мне можете только вы.
Нина окончательно забыла про танец, с изумлением гля-
дя на собеседника.
— Почему я?
— О, в этом и есть вся суть! — Он достал из кармана пиджа-
ка тетрадь и положил перед Ниной.
— В этой тетради я записал предсказание касающееся вас. Мне
нужно, если конечно согласитесь, чтобы вы подписали или поме-
тили тетрадь так, чтобы ее нельзя было спутать. Мы положим ее в
конверт, запечатаем, и вы откроете его тогда, когда захотите.
Нина немного покраснела и взяла в руки тетрадь.
— Только не открывайте сейчас, сначала запечатаем.… Так
вы согласны?
— А это важно?
— Для меня это очень. Ну, так как?
В похожей ситуации, Нина просто встала бы и ушла, но
сейчас… Что и говорить, француз смутил ее и заинтриговал.
— Хорошо, если вы так просите…
— Гениально! — театральным жестом он достал из кармана
красивую перьевую ручку и протянул Нине.
«Какая глупость… нелепо…» Нина расписалась на конвер-
те и отложила ручку.
— Отлично. — Он аккуратно положил тетрадь в конверт,
запечатал.
— Это вам, — сказал он, протянув ей конверт. — А это
мне, — он убрал ручку обратно и, затушив сигарету, встал.
— Значит, открыть, когда захочется, — Нина смотрела на
конверт, как на гранату.
— Ага, все просто. Большое вам спасибо! — он сдержанно
поцеловал ее руку и направился к выходу.
— Пожалуйста… — пробормотала Нина, глядя в пол.
Нина танцевала весь вечер и всю ночь, чтобы выкинуть из
головы это нелепое происшествие. Конверт с предсказанием,
свернутый в трубочку, лежал в ее чемодане в номере. На сле-
дующий же день она расплатилась за жилье и, взяв ближай-
ший билет до Аргентины, вздохнула с облегчением, уютно
устроившись в мягком кресле первого класса.
Конверт лежал на дне чемодана, нетронутый, в ожидании
своего часа.
К утру она прибыла в Гуалегуячу, где решила провести не-
сколько дней, а затем отправиться в Буэнос-Айрес.
Как же приятно было пройтись по широким бульварам,
где теснились сотни магазинов, маленьких ресторанчиков, а
затем спуститься к морю и провести там целый день, до на-
ступления ночи.
Нина всегда возвращалась в Аргентину, когда на сердце
было неспокойно. И сейчас был именно такой случай. Ей ка-
залось, что тот странный француз следует за ней повсюду. Она
понимала, что это глупость, но все равно не хотела открывать
конверт. Ее жизнь была понятна ей до последних мелочей, а
этот чертов конверт будто размывал почву под ногами.
Она не знала, где окажется завтра, но точно знала — что будет
делать. И ее угнетал тот факт, что она не могла контролировать
то, что лежало в ее собственном чемодане. Она чувствовала, что
в той тетради написано нечто важное для нее. И боялась этого.
В те дни, в Гуалегуячу подходил к концу праздник любви,
в честь которого в течение двух месяцев проходил самый мно-
голюдный и яркий карнавал в мире. Тысячи туристов, бой ба-
рабанов, латинские ритмы, коктейли, перья, маски.
Ей хотелось затеряться в толпе, раствориться в праздни-
ке. Она купила маленькую белую маску с золотыми узорами
вокруг глаз и ярко фиолетовыми губами. На время праздни-
ка милонги в городе приостановили, но она все равно хотела
остаться здесь хотя бы на день.
Наступил вечер. Карнавал был в самом разгаре. Нагуляв-
шись за день, Нина сидела теперь за столиком летнего кафе и
не спеша пила холодный кофе с лимоном, куря крепкие мест-
ные сигареты. От очередной затяжки у нее заслезились глаза
и она закашлялась.
— Нина!
Она подскочила на месте, испуганно оглядываясь по сто-
ронам.
— Вот черт, Нина!
К ней подлетели две девочки лет девятнадцати. Кажется,
она учила их танцевать, правда не помнила где. Говорили они
по-русски.
— Как вы поживаете?
Одна из них обняла ее, а другая уже возилась с камерой.
Вспышка. У Нины разболелись глаза.
— Как здорово вас здесь встретить!
Они присели за столик и принялись наперебой рассказывать.
— Мы только с самолета. Как здесь здорово! Вчера в
Буэнос-Айресе был мастер-класс. Там был такой классный
француз!
— Ага, просто гений!
— Такие в Россию не заезжают.
— Красавчик! Сероглазый!
— Правда, ему будто ни до кого нет дела…
Если бы Нина стояла, у нее подкосились бы ноги. Она
опрокинула залпом остатки кофе, положила на столик день-
ги и встала.
— Простите девочки, меня ждут. Жутко опаздываю…
— Посиди с нами немного!
— Мне правда надо бежать, была рада встретиться…
Нина кинулась в самую гущу толпы и надела маску. «Нуж-
но потанцевать… сальса не пойдет… надо выпить…опять он!
Немыслимо, не понимаю!»
Она бродила среди толпы и пила все, что попадалось под
руку. Она проходила мимо всевозможных эстафет, конкурсов,
аттракционов и у одного из них остановилась. Кучка туристов
сгрудилась у каменного диска на шесте, с изображением старика с растрепанной бородой в виде змей и глубокой щелью
во рту, куда все желающие засовывали руку.
— Предсказания по руке! Сколько у вас удачи? А любви?
Здоровья? — кричал толстый мальчик-зазывала. — Все это вам
предскажет наш древний предсказатель, найденный во время
раскопок! Всего одно песо!
Нина бездумно встала в очередь. Отдала деньги мальчику
и сунула руку в пасть изваяния. Замигали какие-то лампочки,
раздался таинственный скрежет механизма, выплевывавшего
не менее таинственный пронумерованный маленький листок,
по типу чека на заправке.
Удача — пять звёздочек.
Болезни — одна звёздочка.
Секс — четыре звёздочки.
Любовь — ноль.
Нина некоторое время смотрела на листок. Затем скомка-
ла и выбросила в ближайшую урну.
— Хочешь, детка, предскажу тебе будущее? Оно у тебя ин-
тересное.
Старая цыганка в шалях вцепилась в ее руку, глядя подсле-
поватыми белесыми глазами.
Нина вырвалась, отбежала к стене ближайшего дома, при-
жалась к нему спиной и сорвала маску. Вокруг старухи собра-
лась стайка смеющихся, наперебой желавших узнать будущее.
Так. Надо успокоиться. С каких это пор она стала такой
суеверной? Француз просто издевался над ней, а она теперь
место себе не знала. Да, какого черта! Она что, маленькая де-
вочка, что бы так себя вести?!
Нина пробралась сквозь толпу и поймала такси.
— Что такая невеселая? — бросил таксист через плечо, би-
бикая и лавируя среди оголтелых туристов.
Нина закурила и на несколько секунд зажмурилась изо
всех сил, пока перед глазами не поплыли разноцветные пятна.
Затем посмотрела в зеркальце заднего вида на веселого усато-
го таксиста в смешной маске. Потом увидела свое унылое от-
ражение. Улыбнулась, а затем расхохоталась.
Таксист протянул ей маленькую бутылочку с ромом, Нина
отхлебнула, все еще смеясь и морщась от алкоголя.
Отель. Номер. Сквозь занавески пробивался красный за-
кат. В комнате душно и уютно. Чемодан под кроватью. Кон-
верт под пакетом с бельем и старой парой туфель. Клейкая
лента легко порвалась. Обычная зеленая тетрадь в клеточ-
ку. Нина пробежала глазами первую строчку и весь мир во-
круг замер.
«Ее звали Нина. Ей было двадцать пять, когда она впервые
переступила порог танцевального зала…»
Четверть шестого. Предрассветные лучи солнца, теплым
желтым контуром высвечивали профиль женщины, сидящей
на кровати неподвижно, будто во сне. Прокрадываясь сквозь
колышущиеся, прозрачные занавески, свет мягко искрится
в каплях, одна за другой, стекающих по ее острому носику в
веснушках, а затем, с тихим шлепком падающих на раскры-
тую у нее на коленях тетрадь.
Прочитав свою душу в первый раз, она тут же перечита-
ла ее вновь, и опять и опять, пока не смирилась, наконец, что
это не сон, не кошмар и не галлюцинация.
Было страшно, и ей хотелось обернуться, будто кто-
то стоял у нее за спиной. Потом стало смешно оттого, что
страшно. Потом любопытно и удивительно.
А затем ей стало одиноко. Она чувствовала себя пус той.
Она была оберткой, коконом, а все, что внутри — покои-
лось теперь на пожелтевших от слез страницах. И никакой
силой нельзя было вырвать их оттуда и засунуть обратно
в тело.
Кто он? Враг? Друг? Единственное, что ей было понят-
но, — он не фокусник. Откуда он все узнал? Ни одному чело-
веку на свете она не рассказывала про то, что у нее внутри.
Да и сама толком не знала, что там…
Он знал. Он понял ее, даже ни разу не станцевав. А теперь
знала и она. Она навсегда замерла в том первом объятии, и
только теперь открыла глаза. Но она не улыбалась, как обыч-
но после танца.
Она так долго танцевала это танго, что не заметила как
закончилась музыка, сменился ритм и тема. А теперь все за-
кончилось. Пропало волшебство. Но ей этого не хотелось.
Она танцевала и танцевала великолепно, но без партнера
танго не бывает. И она знала, кто может заставить ее вновь
ступить на паркет.
Нина утерла слезы. Аккуратно сложила тетрадь и положи-
ла рядом на кровать. Встала, разделась и пошла в душ. Затем
позвонила портье и попросила завтрак в номер. Ела, смакуя
каждый кусочек. Выкурила сигарету, допила сок и подошла к
чемодану. Вытряхнула все свои вещи на пол и выудила среди
кучи свое любимое платье. Кремовое, цвета облаков на пред-
закатном небе, с глубоким вырезом на спине, перехваченной
тонкими шнурами крест-накрест.
Шелк легкой прохладой обволакивал тело, цвет хорошо
подчеркивал ее стройную худобу и чуть смуглую, всю в вес-
нушках кожу. Платье было чуть выше колен — она знала: это
ее длина. Однотонные, цвета кофе с молоком замшевые туф-
ли с открытым носком.
Никаких украшений на шею, только тонкая серебряная
цепочка с распятьем, которое она носила скорее по привычке,
чем из религиозных убеждений. Волосы и так смотрелись хо-
рошо: немного растрепанные, густые и каштановые. Мягкий,
не вечерний макияж. Старая, маленькая сумочка с привычны-
ми мелочами.
Она с удовольствием смотрела на себя в зеркало. Для Ар-
гентины, это, наверное, слишком нарядно, но нужно выгля-
деть шикарно… для своей второй милонги.
Денег хватало ровно до Буэнос-Айреса в один конец. Нина
не знала точно, что именно собирается сказать ему при встре-
че. Просто появилась проблема, а затем несколько вариантов
ее решения. Забыть про тетрадь, забыть про француза и оста-
вить все как есть… невозможно.
Так что же… бросить танго? От этой мысли ей стано-
вилось дурно. Несколько часов полета дали ей время все
обдумать. Первым делом нужно было узнать, где проходят мастер-классы. С этим не возникнет проблем. А затем най-
ти чертового француза и сказать… и сказать ему… вот просто взять и сказать…

Немного ошалелая, она спустилась по трапу и, выйдя из зала аэропорта, заказала такси до ближайшего танго-клуба. Садясь в машину, Нина закурила.
— Простите, сеньорита, у нас не курят…
Нина уставилась на таксиста. Он перестал улыбаться и отвел глаза, давя на газ.
— У вас все в порядке? Вы какая-то невеселая.
Нина бы предпочла, что бы он был в маске и предложил
ей выпить. Но нельзя получить все и сразу, так что она доста-
ла из сумочки свою маску, оставшуюся с праздника и надела.
— Так веселей?
Таксист ухмыльнулся.
— Вы не местная. Из России? Приехали посмотреть наше
танго?
— Все гораздо хуже. Я собираюсь его танцевать.
Он удивленно посмотрел на нее через плечо.
— Вы кажетесь мне знакомой… мы с вами не встречались?
— Такие маски продаются везде. Возможно, вы купили меня своей дочке за десять песо.
Таксист умолк и до самого клуба было слышно только его
тихое ворчание на неизвестном ей диалекте, а иногда посвистывание.
— Приехали, сеньорита.
— Спасибо.
Нина отдала деньги и вышла. Таксист отважно улыбнулся и почтительно коснулся полей своей соломенной трилби.
— Удачи вам в ваших делах. Надеюсь, вам понравится в Аргентине.
Нина сняла маску и улыбнулась ему. Тот сразу повеселел.
Было несложно вычислить его. Он был единственным
французом, приехавшим в Аргентину давать мастер-класс,
что уже было удивительно. Обычно именно аргентинцы при-
езжают куда бы то ни было давать уроки, а не наоборот.
Его звали Матиас. Он занимается постановкой танца в ки-
но. И, как и подозревала Нина, чертов француз не имел к фокусам никакого отношения. Никто с ним особенно знаком не был, известно только, что он вроде бы остановился в отеле
«Марено» неподалеку от площади Майо, в получасе ходьбы
от танго-клуба…

Красивое старое здание в исторической зоне города. Проходя по большому вестибюлю с высоким потолком, Нина остановилась у ресепшена.
— В каком номере проживает мсье Матиас… — Фамилии она не знала.
— Назовите фамилию.
— Я не знаю фамилии. Он танцор из Франции…
— Матиас Ле Грис?
— Наверное…
— Двести семнадцатый номер. Второй этаж, прямо по ко-
ридору и налево. Известить его о вашем приходе?
— Нет.
Нина оправила платье, глубоко вздохнула, придала се-
бе самый грозный и непроницаемый вид и дрожащей рукой
трижды постучала по глухому дереву с табличкой «217».
— Кто там?
Нина толкнула дверь и вошла в темную комнату.
Первое время она просто смотрела на него. Было странно видеть человека, видевшего тебя насквозь, сидящего посреди комнаты в одних трусах, с бутылкой вина и сигаретой в зубах. Он
подскочил и что-то пробормотав, исчез в соседней комнате. Через минуту он вернулся, одетый в брюки и майку и застыл, опершись о дверной проем, с насмешливой улыбкой глядя на Нину.
— Вот уж кого не ожидал встретить.
Нина молча смотрела на него, не зная, что сказать или сделать.
— Вина?
Он поднял с пола бутылку и разлив по бокалам, протянул
один ей. Нина присела на краешек кровати и молча отпила немного. Содержательное молчание длилось несколько минут:
Матиас смотрел на Нину, а Нина смотрела в пол.
— Зачем ты это сделал? — Ее голос звучал хрипло и безо всякого выражения
— Потому, что захотел.
Нина приподняла брови.
— Захотел и сделал, так?
— Да, так. — Матиас склонил голову на бок и одним глот-
ком осушил бокал. — И вот ты здесь…
Нина допила вино.
Теперь он смотрел на нее без насмешки. Он долго молчал,
прежде чем произнести одно-единственное слово.
— Потанцуем?
Нина впервые посмотрела ему в глаза, и в комнате стало
теплее. Он подошел к магнитофону на подоконнике и нажал
кнопку запуска. Тихий стрекот кассеты перешел в тягучий
плач скрипки и банданеона.
Этот мужчина обнял ее за талию так, словно нашел нако-
нец смысл в своей жизни, и талия, которую он обнял, принад-
лежала единственной женщине на свете, ради которой стоило
учиться танцевать.
Он подал ей руку, будто спрашивая — есть ли на свете хоть
одна причина, по которой она может ему отказать? И знал ответ — нет.

Нина открыла на миг глаза, и увидела, что его глаза за-
крыты. Они были в полной темноте. И он сделал первый шаг.
И она последовала. Она шла за ним, не ощущая времени и
пространства. Они были в темноте, где только он знал дорогу.
И Нина улыбалась. Весь мир, все существенное и главное,
что она искала, было сейчас только здесь, только сейчас и в
этой комнате, в этой музыке и в этом объятии.
Пронзительные, пронизанные мучительной эротикой пассажи на банданеоне порождали и сопровождали каждый их
вздох и шаг, пока не прозвучал последний, специально приглушенный аккорд, призванный навсегда разлучить…
Лунный свет, белыми пятнами высвечивал контуры тела
женщины, с густыми волосами, растрепавшимися на груди мужчины, обнимавшего ее за плечи.

Нина спала. Спала так крепко, что случись в этой комнате
высадка иностранного легиона — она бы все равно не просну-
лась. Она улыбалась во сне. Острый носик подрагивал и реф-
лекторно втягивал запах тела мужчины, который смог ее оста-
новить, которому было достаточно одного объятья, чтобы по-
нять и направить ее и сделать их танец лучшим в ее жизни.
Матиас не спал. Он курил, вслушиваясь в треск тлеющей
сигареты и тихое шипение магнитофона. Он думал о том, как
сам оказался зрителем, до последнего момента не знавшим и
надеявшимся, что самый гениальный на свете фокус удастся…
или это было чудо?
Он улыбнулся, наблюдая, как клочки дыма от сигареты
скользят по обнаженной спине Нины и растворяются на фоне
замерших в нерешительности звезд, застывших в ожидании
обычного, теплого объятья.