Федор Абрамов и другие (1)

Не имея ни дачи, ни автомобиля, Федор Абрамов (2) жил в Доме творчества в Комарове почти постоянно, выезжая в город лишь в случаях крайней необходимости. С утра до обеда
работал, потом час-полтора гулял и снова — за работу. Эти послеобеденные и вечерние прогулки запомнились особо. Нередко гуляли целой ватагой. Абрамов не имел
каких-то постоянных попутчиков, звал пройтись любого, кто попадался на глаза — любого, но не каждого! Тех, кто был ему неприятен по тем или иным причинам, он, как говорится, не видел в упор. Ну, вот, например, те, с кем, как мне помнится, он бродил по комаровским дорожкам в ту пору: Александр Рубашкин, Борис Рощин, Яков Липкович, Глеб Горышин, Борис Сергуненков, Владимир Цеханович, Иван Туричин…
В этих прогулках, как правило, принимала участие и Людмила Владимировна, жена Абрамова. Частенько Федор Александрович прогуливался вдвоем с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым — дача академика стояла как раз на той улице, где мы обычно бродили.
О чем же говорили? О чем спорили? Я дважды выступал на вечерах, посвященных памяти его, мои небольшие воспоминания были напечатаны (3), но нигде я не раскрывал наших
общих разговоров, боясь, что это как-то может повредить ему при жизни, а его изданиям — посмертно. Сейчас, думаю, можно рассказать, пока память еще держит то, о чем говорил
Федор Абрамов на этих прогулках, что «пекло» его в то время. Мы жили на разных этажах, но обедали за одним столиком. Он не уставал подзадоривать меня за работу в «Звезде»: «Поменяли вольные хлеба на редакционное рабство. Как вы можете работать с этим «наполеончиком»? (Имелся в виду главный редактор журнала Георгий Холопов.)
А Жур (первый заместитель Холопова) — типичный функционер, хочет быть святее ЦК!».
Конечно, он был прав, но поддакивать я не мог. Абрамов понимал щекотливость моего положения, поддразнивал специально, озорничал — такой у него был характер. И когда я
стал защищать Холопова и Жура, обращая внимание Федора Александровича на неизвестные
ему положительные качества моих начальников, он, как мне показалось, оценил мой ответ.
Но однажды не без ехидства спросил: «А что это у вас за отчество, Философович? Отец что, был философом?». Я удивился: русский писатель, «деревенщик» и не знает, что имя
«Философ» есть в русских «Святцах», то есть в списке святых, чтимых православной церковью.
Но вдаваться в такие тонкости не стал. Нет, говорю, историком. Преподавал историю СССР
и партии… «Партии?! Какой еще партии?» ВКП(б), говорю, и КПСС.
Ох, как он рассердился! «Нет истории партии! Есть борьба за власть и преступления!
Иной раз читаешь про Ленина-Сталина, ну, прямо святые! Государство у нас — главный враг народа, разоритель и преступник. Партия, партийные чиновники — привилегированный класс, у них дворцы, обслуга, охрана, власть! Уже начиная с секретаря райкома. И все требуют холопства.
А щедрые пайки, когда народ живет впроголодь! А всевозможные «свердловки», санатории, курорты, лекарства за валюту, коллекции награбленного у репрессированных! Люди
для них — штыки, сабли, массы. Человек — ничто! Нас так воспитали, не всякий может побороть в себе раба.

————————————————————–
1 Отрывок из книги воспоминаний «Освобождение „Звезды”» — Ред.
2 1920–1983. — Ред.
3 «Нева» № 5, 1987. — Ред.